Искра Жизни

четверг, 11 июня 2009

15:50

Псих/оз/

Trust can kill you or set you free…

"…сопротивление, это как снова стать человеком - это начало..."
© Эрих Мария Ремарк "Искра Жизни".

Насколько плотной, непроглядной должна быть тьма, чтоб даже вопреки удушью боли, издевательства, голода и отчаянья, в месте, где среди мёртвых и обречённых на смерть – могла зародиться искра жизни, искра, которая обжигала сердца и души. Только в истинной тьме мог зародиться живой свет.
Люди, у которых забирали всё – предыдущую жизнь, имя и какую либо надежду на вероятное будущее, находили силу и веру в, на первый взгляд, до невозможного простых вещах. Просто, всегда всё зависит от ситуации и угла зрения, наверное, чтоб научиться видеть по настоящему, перед сим надо ослепнуть.
Знаете, как это жить на 15 секунд дольше, чем ты предполагаешь, и думать – тебе повезло,... или вот сейчас за мной придут и всё. И с таким страхом, страхом ожидания конца встречать утро, а по наступлению его осознать, - только что судьба дала тебе ещё один шанс. Нет, не перерождение, а продолжение.

Знаете, уважаемы ПЧ, мне было несказанно сложно и больно выбирать кусочки жизни, настоящей жизни и ужаса из этой книги, чтоб вы смогли ею проникнуться. Но, как на меня, если вы не читали эту книгу, вы никогда, никогда не поймёте настолько дорога наша жизнь. А ведь мы за неё даже не платим,…хотя, мы в неоплатном долгу перед теми,…кто за неё боролся, боролся для нас.

И так: Эрих Мария Ремарк « Искра Жизни».

"Мы больше не обречены на смерть, у нас есть маленький шанс. В этом заключалось гигантское различие между отчаянием и надеждой".

"...никогда не знаешь, проснешься или нет..."

"Над крематорием медленно выползла луна. Некоторое время она висела прямо за трубой, и ее свет ложился поверх клубившегося дыма, из-за чего казалось, что в печах сжигаются духи, а наружу выплескивается холодный огонь. Потом луна увеличилась, и тупая труба стала казаться минометом, выстреливающим вертикально в небо красное ядро." - никогда не читала столь прекрасного сравнения ужасающего сознания адского котла смерти.

"- У тебя есть еще спичка? - спросил он человека на нарах.
- Вот, держи! - Человек протянул спичку. - Последняя. "Последняя, - подумал Пятьсот девятый. - Пятнадцать секунд света. Пятнадцать секунд на сорок пять лет, которые были отпущены Ломану. Последние. Маленький мерцающий круг"."

"Узники почти не разговаривали друг с другом, они почти разучились думать. Лагерные остряки называли их мусульманами, потому что они полностью покорились своей судьбе. Они двигались, как абсолютно безвольные автоматы. В них было вытравлено все, кроме нескольких физических функций. Они были живыми мертвецами и погибали, как мухи на морозе. Они были сломлены и перемолоты, и уже ничто не могло их спасти - даже свобода."

"…сопротивление, это как снова стать человеком - это начало..."

"Они стояли, посматривая друг на друга. Те, кто должны были идти, и те, кто оставались. Они глядели друг на друга. Если бы сверкнула молния и убила Бухера и Пятьсот девятого, это еще можно было бы вынести. Однако невыносимым было то, что в этом последнем взгляде еще заключалась ложь. Это безмолвное: "А почему я? ", а с другой стороны: "Слава Богу, что не я! Нет, все же не я! "

"При оказании сопротивления главное - помнить лишь о том, чего добиваешься в итоге, а не как это выглядит со стороны. Бессмысленное мужество - это самоубийство. Наша весьма слабая воля к сопротивлению - это единственное, чем мы еще обладаем. Мы должны эту волю скрывать и проявлять ее только в самом крайком случае.."

"- Боже мой, - сказал Зульцбахер Пятьсот девятому. - Какое счастье! Мы думали, что попали в лагерь смерти. Только бы не погнали нас дальше! Пятьсот девятый молчал. "Счастье, - подумал он. - Но для прибывших это было действительно так".

"Узники в шестой раз пробежали мимо. Они начали спотыкаться, но уже твердо знали, что их заставили бегать не для того, чтобы выявить неспособность выполнять тяжелую работу. Они бегали во имя выживания. Их лица обливались потом, а в глазах светился отчаянный страх перед смертью, осознанный страх, свойственный только человеку."

"Все стояли, как прежде: ни один не сошел со своего места, но было такое ощущение, что вокруг Пятьсот девятого уже образовалось какое-то свободное пространство, невидимое, неприкасаемое кольцо, изолировавшее его от остальных, - одиночество смерти."

"Всего полчаса, - подумалось ему. - Десять минут, чтобы дойти до административных зданий; десять минут - на доклад и приказы; десять минут, чтобы вернуться. Полукруг большой стрелки - вот и вся его жизнь."

"Двое узников закрыли тяжелые дверцы, но одна створка все же; снова раскрылась (сбоку застрял узкий кусочек кости), и Бергер увидел, как вздыбился, словно проснувшись, труп женщины. На какой-то миг от вспыхнувших волос засветилась вся ее голова, как дикий бледно-желтый венец."

"Птицу они увидели, только когда она вплотную подлетела к ним. Они увидели маленький черный шар с крыльями. Они заметили его на фоне огромного неба, он взмывал вверх, а потом вдруг камнем падал вниз. Они видели его и хотели оба что-то сделать, но не сделали; мгновение, как раз прежде, чем он коснулся земли, все еще маячил его силуэт - маленькая головка с желтым клювом, расправленные крылья и круглая грудка, из которой лилась мелодия. И вдруг раздался легкий треск, а потом из заграждения, по которому был пропущен электрический ток, вылетела крохотная и бесцветная, но смертоносная искра. И остался только обуглившийся кусочек со свисающей маленькой лапкой на самом нижнем ряду проволоки, а также с клочком крыла, которое коснулось земли и тем вызвало свою погибель.
- Это был дрозд, Йозеф...
Бухер видел страх в глазах Рут Голланд.
- Нет, Рут, - быстро проговорил он. - Это была другая птица. Это был не дрозд. Если же это был дрозд, все равно не тот, который пел, - наверняка, Рут, не наш."

"- Странно, - проговорил он. - Иногда умирает сотня людей и ничего не ощущаешь, а иногда - один, с которым в общем-то не многое тебя связывает, а кажется, будто это тысяча.
Пятьсот девятый кивнул.
- Силу нашего воображения нельзя измерить точными данными. Да и чувства под влиянием цифр не становятся глубже... Их можно измерять лишь в пределах единицы. Казалось бы, единица, - но и ее вполне хватает, если есть глубина восприятия."

"Они прикрывали меня, - подумал он. - Прикрывают даже от крематория и еще дольше. Где-то сырой холодный ветер разносил дым от праха Флормана, чье имя я теперь ношу. От него осталось только несколько обгоревших костей, которые на мельнице превратятся в косную муку. Но имя, нечто самое аморфное и малозначительное, осталось и превратилось в щит для другой жизни, бросившей вызов погибели".

"Попытка растолкать лежащих оказалась безуспешной. Пятьсот тварей, которыми другие нравы при coвершенении богослужения воспринимались как палачество, были низведены до того, что уже за гранью человеческого перестали реагировать на окрики, проклятия и избиения. Они продолжали лежать, пытались обнять землю, вцепившись в нее, - эта злосчастная, провонявшая земля концентрационного лагеря
казалась им желанным раем, обещавшим спасение. Они знали, куда их собирались отправить. Пока эти люди находились в составе транспорта и в движении, они тупо следовали предписанному маршруту. Но теперь, остановившись для короткого отдыха, они столь же тупо отказывались продолжить движение."

"Прежде они казались единым монолитом, свободным от отчаяния, что придавало им какую-то тупую силу.
Теперь же голод, еда и движение отбросили их в состояние отчаяния. В них снова поселился страх, сделав их дикими и слабыми; они перестали быть массой, они оказались расколотыми на множество индивидуумов, каждый со своим собственным остатком жизни, что сделало их легкой добычей. К тому же они не сидели больше на корточках, тесно прижавшись друг к другу. Они утратили свою силу. В мыслях у них снова были голод и боль. Они стали покорными."

"- Я впервые вижу птиц в лагере, - проговорил Агасфер.
- Они ищут место, где свить гнездо, - объяснил Бухер.
- Здесь, что ли? - зло хихикнул Лебенталь.
- Они лишились колоколен. Дым над городом чуть развеялся.
- Действительно, - подтвердил Зульцбахер. - Последняя колокольня обвалилась.
Смотри! - Лебенталь, покачивая головой, разглядывал ласточек, которые с пронзительным криком облетали барак. - К тому же они возвращаются из Африки! Сюда!
- Пока продолжается пожар, им не найти места в городе.
Они посмотрели вниз на город.
- Ну и зрелище! - прошептал Розен.
А сколько еще других городов так горит? - проговорил Агасфер. - Которые побольше и поважнее. Интересно было бы на них посмотреть.
- Бедная Германия, - произнес кто-то из сидевших на корточках вблизи.
- Что, что?
- Бедная Германия, говорю.
- Вы это слышали, люди? - сказал Лебенталь."

"Ну, а что потом? - подумал Пятьсот девятый. - Что еще в этом зове, кроме примитивного желания сохранить себе жизнь? Месть? Только местью мало чего достигнешь. Месть - это элемент другой, более мрачной материи, подлежащей устранению. Но что потом? "

"- До 1933 года я был редактором газеты. Мы нередко дискутировали. И я часто нападал на его партию. На его партию и на нацистов. Мы были против тех и других.
- А были за что?
- За то, что сейчас звучит довольно возвышенно и смешно. Человечность, терпимость и право каждого на собственное мнение. Смешно, правда? "

"Бухер окинул взглядом белый домик на холме напротив лагеря. Он стоял между деревьями под косыми лучами солнца и, казалось, нисколько не пострадал. Деревья в саду светились ярким светом, будто тронутые первым бело-розовым вишневым цветом.
- Теперь ты, наконец, веришь? - спросил он. - Уже слышны их орудия. Они приближаются с каждым часом. Мы выйдем отсюда.Бухер снова посмотрел на белый домик. Он был суеверен: пока домик цел и невредим - и с ними ничего не случится. Он и Рут останутся живыми и спасутся."

"Никто из нас не знает, что он может забыть и что нет. Все мы должны забыть многое. Иначе мы с таким же успехом можем остаться здесь и умереть"

"Так хочется, чтобы быстрее наступила ночь, - подумал он. - В темноте легче спрятаться. Кто знает, что еще будет? В сутках много часов, а для смерти требуются всего секунды. Много смертей, наверно, скрыто в сверкающих часах, посланных с небосвода безжалостным солнцем".

"Многое сложилось по-другому. Перспективы на освобождение казались просто немыслимыми, поэтому большинство просто не задумывалось об этом. Теперь же эта перспектива неожиданно стала явью, а за ней вдруг не оказалось земного рая с чудесами, обретением, воссоединением и волшебным смещением минувших лет в то довоенное время. Эта перспектива стала явью, однако за нею тянулся шлейф одиночества, печальных воспоминаний и потерянности, а впереди - пустыня и зыбкая надежда. Они спускались с горы. И названия нескольких мест, нескольких других лагерей, имена нескольких человек, а также иллюзорное "может быть" были всем тем, с чем связывали они свои надежды. Они надеялись разыскать одного, а может
быть, двух, но чтобы всех - на это не смел рассчитывать почти никто.
- Лучше уйти отсюда, как только сможешь, - сказал Зульцбахер. - Перемен ждать не приходится, и чем дольше здесь проторчишь, тем сложнее будет. Не успеем оглянуться, как окажемся в лагере - для людей, которые не знают, куда же им, в конце концов, надо."

"- Странно, что мы все так разбредемся, - произнес Бухер.
- Ты тоже скоро уходишь отсюда?
- Да. Но мы не можем просто так терять друг друга.
- Ничего не поделаешь, - проговорил Бергер. - Ничего не поделаешь.
- Нам надо будет снова встретиться. После всего, что было здесь. Когда-нибудь.
- Нет.
ухер поднял глаза.
- Нет, - повторил Бергер. - Мы не вправе этого забывать. Однако мы не должны делать из этого культ. Иначе мы навсегда останемся в тени этих проклятых сторожевых башен."

"Сад был пуст; но приблизившись к белому домику, они увидели, что за ним разорвалась бомба. Она разрушила всю его тыльную часть. Не пострадал только фасад. Сохранилась даже резная входная дверь. Они открыли ее, но она вела лишь к куче мусора.
- Это никогда не было домом. Все время.
- Хорошо, что мы не знали о разрушении.
Они посмотрели на него. Они верили - пока стоит этот дом и они будут целы. Они верили в иллюзию. В развалину с фасадом. В этом заключалась ирония и одновременно определенное утешение. Это помогало им, и это было главное."

Берегите искру жизни в ваших сердцах, нет ничего дороже её, нет ничего бесценнее.

Ф.Н.

@музыка: [мелодия дождя и песни ветра]

@настроение: ...памятное...

@темы: истины., Цитаты о главном, чужие мысли