Trust can kill you or set you free…
Глазами серого предела.
Наверное, меня можно назвать стервятником. Нет, в прямом смысле слова, я не ем падаль. Я вообще не употребляю мясо. Как сырое, так и готовое. Мой рацион не столь тяжелый. Он не для простых людей, а для гурманов. Если можно так выразится. Дело в том, что я питаюсь человеческим негативом, страхом, болью. Ещё с детства мне говорили, что у меня особый дар расположить к себе человека, даровать ему покой – со мной люди открываются, могут выговориться и, в результате, становятся спокойнее. Овцы целы, волки сыты.
Изначально хватало раза на неделю, а то и на полторы. Но аппетит растёт во время еды. Со временем мне требовалось два, а то и три таких приёма пищи в неделю. Теперь же по пару раз в день, иначе в глазах начинает темнеть.
Я помню, брат мне как то сказал: – ты подобен маяку. Я прищурился, в голове пробежали картинки маяков, бушующее море, лучи спасительно света, лучи охранного света. Свет – он всегда такой разный, а маяк - один. И уточнил: - почему именно такое сравнение? Он улыбнулся и пояснил: - мне всегда казалось, что ты живёшь по принципу не равного обмена, отдаёшь свет, и когда ты его отдаёшь, освящаешь при этом тьму в человеке, ты не просто её разгоняешь. Ей ведь тоже надо куда-то деваться. Ты как радушный хозяин принимаешь её в себя. Удивляюсь, как при этом, мрак до сих пор не поглотил тебя. - …не поглотил?, невольно повторил за ним я… - именно! – а знаешь, может дело в том, что если я маяк, без мрака – что он есть, что его нет – он теряет свой смысл, свою сущностью, и лишь когда тьма окутывает его – он становится именно тем, что позволяет спастись в шторм, не сбиться с пути и так далее. Без этого мрака, его свет никто бы и не увидел. А ты говоришь – неравноправный обмен.
Как давно был этот разговор. Я каждый раз его вспоминаю, каждый раз, …когда слышу заветное «Святой Отец, к Вам на исповедь. Уже ждут»
Может быть, меня можно назвать стервятником. Но если бы эти птицы не подпирали падаль, вместе с ней – прогнил бы весь мир.
© Fenix Nef/86
«…внутри меня что-то сжалось пружиной…он читал, вслух:
«…прости меня, но пойми, даже очень сдержанный человек может сорваться, если речь идёт о слишком личном, дорогом, жизненно важным. Давай делать паузы, когда кричим друг на друга. Давай будем писать чувства друг другу буквами. Давай разорвём этот круг…» - эти строчки… я помню каждую букву, её наклон, складки бумаги, как шрамы от письма, которое когда то было сложенным. Оно поседело. Как и я.
Мне было 19, когда я в первый раз вдохнул фен. Не могу сказать – что пробрало, теперь уже не могу. Скорее, меня просто ослепило, как будто ярким, необычным светом, и он пленил своей новизной… и мне хотелось узнать все его оттенки, все прикосновения. Что было потом…сальвия, марки и прочее. За деньги родителей я мог позволить себе всё самое лучшее. Из худущего, так бы ты обязательно подчеркнула бы. Но разве я тебя тогда слушал?
Я помню фрагментами наши ссоры. Мне казалось тогда – самое яркое и сильное – это эффект нужных порошков, но на самом деле - это была ты. Просто я был в тумане. Простишь меня?
Я помню, что убеждал тебя: « – всё хорошо, я не из тех, кто сидит на игле/привязи порошка и прочего. Я знаю меру, сам себе хозяин». Да, и чем чаще я это говорил – тем сильнее сжимались поводья дурмана у меня на груди. Но один из их эффектов – необъяснимая лёгкость бытия, вот я и не ощущал их лап.
Затем, когда ты не выдержала, собрала свои вещи и ушла из нашей квартиры, я понял, пора что-то менять. И надо было сменить мёртвую воду на живую, но я сменил тебя на химию.
Причём, опять таки, при помощи уловок, уговоров самого себя. Я говорил себе: « – как я не успел заметить, когда из лёгкого флирта, это перешло в отношения «всё сложно». Как?» В те моменты, редкие моменты, когда разум был сам собой, а не искусственным калейдоскопом миров, я понимал – я – пал. Мне было стыдно. Стыд – это был второй рычаг для дальнейшего врастания в эту дрянь.
Если вначале мне было любопытно, в кайф, потом пришел стыд. И лишь в состоянии эйфории от дури, я не ощущал его, мне казалось – он перестал меня грызть…
На самом же деле, я стал проеден им, как шерстяная кофта после изголодавшейся моли.
И уже не было никого, кто мог бы залатать эти дыры.
Круг замкнулся.
А потом, как и положено, для громкого, горького финала – была передозировка. Я мало что помню из того состояния… помню лишь, что стало плохо. И первый номер в мобильном, который я набрал, был твоим. Я думал, ты меня бросила, ты не возьмёшь трубку. Но ты ответила. А я не знал что сказать. Я заплакал,…а потом …видимо, отключился.
Видимо, ты позвонила моим родителям.
Больно резал глаза солнечный свет, который уверенно пробирался сквозь жалюзи в больничной палате. Но больнее было от того, что ты так и не приехала.
Мама всё время плакала. Она винила себя и отца, за то, что они отравили меня деньгами и излишней свободой. Папа молчал. Он никогда не смотрел мне в глаза, даже когда говорил со мной, всё время, пока я там был.
Меня не только откачали и промыли, меня принудительно отправили на лечение от наркозависимости.
Не буду описывать, насколько тяжело давалось телу отвыкать. Это как будто из тебя без наркоза вырывают нервы. Они медленно оголяются,…натягиваются как струна, а затем, – рвутся…издавая истошный крик. Но ещё тяжелее было то, что тебя не было рядом.
В день моей выписки, когда врачи документально заверили, что я чист, за мной приехали родители. Мама ждала в машине, отец был снаружи, курил. Когда я подошел, он впервые за долгое время посмотрел мне в глаза и сказал: « – раньше я не мог этого сделать, мне было стыдно и перед собой, и перед тобой, твоей мамой, так и перед Настей. Ты, наверное, догадался, она нам позвонила и сказала – что подозревает самое худшее,...что она зря тебя оставила. Она винила себя, не меньше, чем ты – когда увязал в этом дерьме…чтоб забыться…я понимаю. Не надо ничего говорить..»
Он увидел мой жест, я хотел было сказать, что жалею, что мне очень стыдно и что я не заслуживаю таких людей как они и Настя, но именно это он пресёк.
Затем добавил: - Паш, это твоё…по праву..
…он протянул мне клочок измятой бумаги. Она была грязной…вначале, я не мог понять почему. Он неё несло железом и гарью.
И я начал рассматривать, что такого, в этом, что по праву, как сказал отец, моё…на этом листе бумаги…
«…прости меня, (да что ж это такое, это я, я должен просить прощения) но пойми, даже очень сдержанный человек может сорваться (я понимаю, я бы и сам сорвался, будь я на твоём месте), если речь идёт о слишком личном, дорогом, жизненно важным (неужели, таким для тебя был, а может и есть, я?). Давай делать паузы, когда кричим друг на друга…(давай будем говорить в пол тона, да?) Давай будем писать чувства друг другу буквами.(если разрешишь их выводить по твоему плечу – я согласен) Давай разорвём этот круг…»
Круг порвался.
Это был твой почерк. Это была лишь часть от целого.
Я держал это письмо кончиками пальцев, боясь, если возьму сильнее (а мне так хотелось прижать его к груди, вжать в сердце), то оно разлетится, как засушенное хрупкое крылышко бабочки. У меня заложило уши. Я упал на колени. Я понял, ты никогда меня не оставляла и никогда б не мучила меня своим отсутствием так долго. Если б ты была жива.
Отец присел рядом со мной на корточки, тяжело выдохнул и сказал: «- теперь пришла твоя очередь, проведать её. Она ведь ждёт. До сих пор…»
Отец плакал. Я первый раз видел его слёзы.
Пока мы ехали к тебе, милая, мама рассказала, что после того, как ты позвонила им, поймала такси. И, видимо, ты просила таксиста ехать быстрее. Зима была малоснежной, но холодной. Был гололёд. Не понятно, да и разве важно нам, кто не справился с управлением. В этой аварии пострадало 3 человека, в том числе ты, когда приехала скорая, тебя уже достали из под машины, которую успешно потушили, спасли от взрыва,...спасли… чтоб я смог получить это письмо. Врачи потом сказали моей маме, что ты его держала крепко-крепко. До последнего. Слишком много травм, большая потеря крови, слишком много *нет* – на *да* жизни.
Тебя не стало.
Кроме меня, другой семьи у тебя не было. Мои родители оплатили кремацию. Урна. Ты поместилась в небольшую урну из белого мрамора.
Меня оставили одного, в комнате с тобой.
Я не мог плакать.
Вместо слёз, я разговаривал с тобой… первый раз, так спокойно за долгое время. Даже нашел пару листков бумаги и начал тебе писать,.. а в голове крутились ответы от твоего имени, сказанные мною… это во мне – говорила ты.
Утром, когда родители зашли, проведать как я – увидели что за одну ночь, мои волосы поседели.
Папа отвёз меня на мост, тот самый, на котором всё ещё висят наши замочки вечной любви, и я развеял твой прах.
Я понял, что самым ярким светом, была для меня ты, но, видимо, я был настолько сильном им ослеплён, что блуждал во мраке слишком, слишком долго…»
- зачем вы заставили меня это прочитать, Павел Анатольевич?
- затем, Артём, что ты должен сделать выбор. Скажи, стоит ли таким образом, такой ценой – учится видеть? Ведь что будет – если ты, наконец, откроешь глаза, но уже не будет на кого смотреть?
- я стану психиатром, как и вы?
- возможно, но одно я знаю точно – ты станешь самым счастливым и самым несчастным человеком – в одночасье. У тебя на пальце – выбито кольцо, у девушки, что ждёт тебя перед моим кабинетом, – тоже. И мне хочется верить, что это не просто глупый порыв сердец. Ведь эти кольца – невозможно снять. Я, вот, своё не снял.. до сих пор.
Парень улыбнулся.: – теперь я понимаю, почему нам вас посоветовали, вы действительно лучший. Не давили на меня, не пробовали отрезвить. Это ведь ваш дневник, это ведь не в понарошку, верно?
- а как ты думаешь?... и я убрал одну ладонь с другой, чтоб парень мог увидеть кольцо. Которое когда-то было одето тобой, через руки великолепного мастера в тату салоне.
- вы правы, эти кольца – не снимаются.
Парень пожал мне руку и направился к выходу. И я услышал еле уловимый звук, на мгновенье заложило уши, это означало, что ещё один круг – был порван.
На мгновение парень замешкался у выхода и сказал: – я пройду лечение. Но только в вашей клинике. А потом приду к вам и вы мне ещё раз дадите перечитать этот дневник, хорошо?
- договорились.
«..Давай делать паузы, когда кричим друг на друга.
Давай будем писать чувства друг другу буквами.
Давай разорвём этот круг…» - эти строчки говорят с моим сердцем.
Теперь я научился слышать.
© Fenix Nef/86
пс. когда я писал эти зарисовки, мне сказали - что это бред человека с нестабильной психикой. Долгое время, я думала - написанное здесь - никому ненужные слова.
Но нашелся один человек, которому, по крайней мере, один фрагмент, понравился...
Спасибо тебе, Бес Печали, за то, что увидел в этом определённый смысл, благодаря тебе, я взялся за их воссоздание.
Зарисовок больше..но мне сложно разобрать свой собственный почерк. Да, бывает.
Со временем, буду воссоздавать иные засечки Серого Предела.
ф.н.
~ I. Неравный обмен.
Наверное, меня можно назвать стервятником. Нет, в прямом смысле слова, я не ем падаль. Я вообще не употребляю мясо. Как сырое, так и готовое. Мой рацион не столь тяжелый. Он не для простых людей, а для гурманов. Если можно так выразится. Дело в том, что я питаюсь человеческим негативом, страхом, болью. Ещё с детства мне говорили, что у меня особый дар расположить к себе человека, даровать ему покой – со мной люди открываются, могут выговориться и, в результате, становятся спокойнее. Овцы целы, волки сыты.
Изначально хватало раза на неделю, а то и на полторы. Но аппетит растёт во время еды. Со временем мне требовалось два, а то и три таких приёма пищи в неделю. Теперь же по пару раз в день, иначе в глазах начинает темнеть.
Я помню, брат мне как то сказал: – ты подобен маяку. Я прищурился, в голове пробежали картинки маяков, бушующее море, лучи спасительно света, лучи охранного света. Свет – он всегда такой разный, а маяк - один. И уточнил: - почему именно такое сравнение? Он улыбнулся и пояснил: - мне всегда казалось, что ты живёшь по принципу не равного обмена, отдаёшь свет, и когда ты его отдаёшь, освящаешь при этом тьму в человеке, ты не просто её разгоняешь. Ей ведь тоже надо куда-то деваться. Ты как радушный хозяин принимаешь её в себя. Удивляюсь, как при этом, мрак до сих пор не поглотил тебя. - …не поглотил?, невольно повторил за ним я… - именно! – а знаешь, может дело в том, что если я маяк, без мрака – что он есть, что его нет – он теряет свой смысл, свою сущностью, и лишь когда тьма окутывает его – он становится именно тем, что позволяет спастись в шторм, не сбиться с пути и так далее. Без этого мрака, его свет никто бы и не увидел. А ты говоришь – неравноправный обмен.
Как давно был этот разговор. Я каждый раз его вспоминаю, каждый раз, …когда слышу заветное «Святой Отец, к Вам на исповедь. Уже ждут»
Может быть, меня можно назвать стервятником. Но если бы эти птицы не подпирали падаль, вместе с ней – прогнил бы весь мир.
© Fenix Nef/86
~II. Разрывая круг.
«…внутри меня что-то сжалось пружиной…он читал, вслух:
«…прости меня, но пойми, даже очень сдержанный человек может сорваться, если речь идёт о слишком личном, дорогом, жизненно важным. Давай делать паузы, когда кричим друг на друга. Давай будем писать чувства друг другу буквами. Давай разорвём этот круг…» - эти строчки… я помню каждую букву, её наклон, складки бумаги, как шрамы от письма, которое когда то было сложенным. Оно поседело. Как и я.
Мне было 19, когда я в первый раз вдохнул фен. Не могу сказать – что пробрало, теперь уже не могу. Скорее, меня просто ослепило, как будто ярким, необычным светом, и он пленил своей новизной… и мне хотелось узнать все его оттенки, все прикосновения. Что было потом…сальвия, марки и прочее. За деньги родителей я мог позволить себе всё самое лучшее. Из худущего, так бы ты обязательно подчеркнула бы. Но разве я тебя тогда слушал?
Я помню фрагментами наши ссоры. Мне казалось тогда – самое яркое и сильное – это эффект нужных порошков, но на самом деле - это была ты. Просто я был в тумане. Простишь меня?
Я помню, что убеждал тебя: « – всё хорошо, я не из тех, кто сидит на игле/привязи порошка и прочего. Я знаю меру, сам себе хозяин». Да, и чем чаще я это говорил – тем сильнее сжимались поводья дурмана у меня на груди. Но один из их эффектов – необъяснимая лёгкость бытия, вот я и не ощущал их лап.
Затем, когда ты не выдержала, собрала свои вещи и ушла из нашей квартиры, я понял, пора что-то менять. И надо было сменить мёртвую воду на живую, но я сменил тебя на химию.
Причём, опять таки, при помощи уловок, уговоров самого себя. Я говорил себе: « – как я не успел заметить, когда из лёгкого флирта, это перешло в отношения «всё сложно». Как?» В те моменты, редкие моменты, когда разум был сам собой, а не искусственным калейдоскопом миров, я понимал – я – пал. Мне было стыдно. Стыд – это был второй рычаг для дальнейшего врастания в эту дрянь.
Если вначале мне было любопытно, в кайф, потом пришел стыд. И лишь в состоянии эйфории от дури, я не ощущал его, мне казалось – он перестал меня грызть…
На самом же деле, я стал проеден им, как шерстяная кофта после изголодавшейся моли.
И уже не было никого, кто мог бы залатать эти дыры.
Круг замкнулся.
А потом, как и положено, для громкого, горького финала – была передозировка. Я мало что помню из того состояния… помню лишь, что стало плохо. И первый номер в мобильном, который я набрал, был твоим. Я думал, ты меня бросила, ты не возьмёшь трубку. Но ты ответила. А я не знал что сказать. Я заплакал,…а потом …видимо, отключился.
Видимо, ты позвонила моим родителям.
Больно резал глаза солнечный свет, который уверенно пробирался сквозь жалюзи в больничной палате. Но больнее было от того, что ты так и не приехала.
Мама всё время плакала. Она винила себя и отца, за то, что они отравили меня деньгами и излишней свободой. Папа молчал. Он никогда не смотрел мне в глаза, даже когда говорил со мной, всё время, пока я там был.
Меня не только откачали и промыли, меня принудительно отправили на лечение от наркозависимости.
Не буду описывать, насколько тяжело давалось телу отвыкать. Это как будто из тебя без наркоза вырывают нервы. Они медленно оголяются,…натягиваются как струна, а затем, – рвутся…издавая истошный крик. Но ещё тяжелее было то, что тебя не было рядом.
В день моей выписки, когда врачи документально заверили, что я чист, за мной приехали родители. Мама ждала в машине, отец был снаружи, курил. Когда я подошел, он впервые за долгое время посмотрел мне в глаза и сказал: « – раньше я не мог этого сделать, мне было стыдно и перед собой, и перед тобой, твоей мамой, так и перед Настей. Ты, наверное, догадался, она нам позвонила и сказала – что подозревает самое худшее,...что она зря тебя оставила. Она винила себя, не меньше, чем ты – когда увязал в этом дерьме…чтоб забыться…я понимаю. Не надо ничего говорить..»
Он увидел мой жест, я хотел было сказать, что жалею, что мне очень стыдно и что я не заслуживаю таких людей как они и Настя, но именно это он пресёк.
Затем добавил: - Паш, это твоё…по праву..
…он протянул мне клочок измятой бумаги. Она была грязной…вначале, я не мог понять почему. Он неё несло железом и гарью.
И я начал рассматривать, что такого, в этом, что по праву, как сказал отец, моё…на этом листе бумаги…
«…прости меня, (да что ж это такое, это я, я должен просить прощения) но пойми, даже очень сдержанный человек может сорваться (я понимаю, я бы и сам сорвался, будь я на твоём месте), если речь идёт о слишком личном, дорогом, жизненно важным (неужели, таким для тебя был, а может и есть, я?). Давай делать паузы, когда кричим друг на друга…(давай будем говорить в пол тона, да?) Давай будем писать чувства друг другу буквами.(если разрешишь их выводить по твоему плечу – я согласен) Давай разорвём этот круг…»
Круг порвался.
Это был твой почерк. Это была лишь часть от целого.
Я держал это письмо кончиками пальцев, боясь, если возьму сильнее (а мне так хотелось прижать его к груди, вжать в сердце), то оно разлетится, как засушенное хрупкое крылышко бабочки. У меня заложило уши. Я упал на колени. Я понял, ты никогда меня не оставляла и никогда б не мучила меня своим отсутствием так долго. Если б ты была жива.
Отец присел рядом со мной на корточки, тяжело выдохнул и сказал: «- теперь пришла твоя очередь, проведать её. Она ведь ждёт. До сих пор…»
Отец плакал. Я первый раз видел его слёзы.
Пока мы ехали к тебе, милая, мама рассказала, что после того, как ты позвонила им, поймала такси. И, видимо, ты просила таксиста ехать быстрее. Зима была малоснежной, но холодной. Был гололёд. Не понятно, да и разве важно нам, кто не справился с управлением. В этой аварии пострадало 3 человека, в том числе ты, когда приехала скорая, тебя уже достали из под машины, которую успешно потушили, спасли от взрыва,...спасли… чтоб я смог получить это письмо. Врачи потом сказали моей маме, что ты его держала крепко-крепко. До последнего. Слишком много травм, большая потеря крови, слишком много *нет* – на *да* жизни.
Тебя не стало.
Кроме меня, другой семьи у тебя не было. Мои родители оплатили кремацию. Урна. Ты поместилась в небольшую урну из белого мрамора.
Меня оставили одного, в комнате с тобой.
Я не мог плакать.
Вместо слёз, я разговаривал с тобой… первый раз, так спокойно за долгое время. Даже нашел пару листков бумаги и начал тебе писать,.. а в голове крутились ответы от твоего имени, сказанные мною… это во мне – говорила ты.
Утром, когда родители зашли, проведать как я – увидели что за одну ночь, мои волосы поседели.
Папа отвёз меня на мост, тот самый, на котором всё ещё висят наши замочки вечной любви, и я развеял твой прах.
Я понял, что самым ярким светом, была для меня ты, но, видимо, я был настолько сильном им ослеплён, что блуждал во мраке слишком, слишком долго…»
- зачем вы заставили меня это прочитать, Павел Анатольевич?
- затем, Артём, что ты должен сделать выбор. Скажи, стоит ли таким образом, такой ценой – учится видеть? Ведь что будет – если ты, наконец, откроешь глаза, но уже не будет на кого смотреть?
- я стану психиатром, как и вы?
- возможно, но одно я знаю точно – ты станешь самым счастливым и самым несчастным человеком – в одночасье. У тебя на пальце – выбито кольцо, у девушки, что ждёт тебя перед моим кабинетом, – тоже. И мне хочется верить, что это не просто глупый порыв сердец. Ведь эти кольца – невозможно снять. Я, вот, своё не снял.. до сих пор.
Парень улыбнулся.: – теперь я понимаю, почему нам вас посоветовали, вы действительно лучший. Не давили на меня, не пробовали отрезвить. Это ведь ваш дневник, это ведь не в понарошку, верно?
- а как ты думаешь?... и я убрал одну ладонь с другой, чтоб парень мог увидеть кольцо. Которое когда-то было одето тобой, через руки великолепного мастера в тату салоне.
- вы правы, эти кольца – не снимаются.
Парень пожал мне руку и направился к выходу. И я услышал еле уловимый звук, на мгновенье заложило уши, это означало, что ещё один круг – был порван.
На мгновение парень замешкался у выхода и сказал: – я пройду лечение. Но только в вашей клинике. А потом приду к вам и вы мне ещё раз дадите перечитать этот дневник, хорошо?
- договорились.
«..Давай делать паузы, когда кричим друг на друга.
Давай будем писать чувства друг другу буквами.
Давай разорвём этот круг…» - эти строчки говорят с моим сердцем.
Теперь я научился слышать.
© Fenix Nef/86
пс. когда я писал эти зарисовки, мне сказали - что это бред человека с нестабильной психикой. Долгое время, я думала - написанное здесь - никому ненужные слова.
Но нашелся один человек, которому, по крайней мере, один фрагмент, понравился...
Спасибо тебе, Бес Печали, за то, что увидел в этом определённый смысл, благодаря тебе, я взялся за их воссоздание.
Зарисовок больше..но мне сложно разобрать свой собственный почерк. Да, бывает.
Со временем, буду воссоздавать иные засечки Серого Предела.
ф.н.
-
-
07.03.2013 в 13:18Ты знаешь об этом.
Просто будь - сильным.
-
-
07.03.2013 в 13:35Его судьба - разгонять мрак, впитывая в себя, оставляя свет..
Просто будь - сильным. - а разве иначе можно быть, а, Бес?
Думаю, иначе - просто нет права, у меня, во всяком..но эта сила - дорого даётся.
-
-
07.03.2013 в 13:36Она заставляет зажигать свет снова и снова. И она в тебе есть. Береги ее. И себя.
-
-
07.03.2013 в 13:44И она в тебе есть. Береги ее. И себя. - ну да, ела ест и есть будет, она прожорливая, таки да). А вот рпо беречь, ты и в самом деле думаешь - что есть что беречь?
-
-
07.03.2013 в 13:47Для себя - тоже.
есть что беречь
Я не говорю просто для того, чтобы сказать - ты знаешь об этом ведь.
-
-
07.03.2013 в 13:49Я не говорю просто для того, чтобы сказать - ты знаешь об этом ведь. - знаю, по этому очень тебя ценю. У меня есть идиотская привычка - переспросить дабы убедиться что я верно понял), я люблю твёрдо ч-вовать почву под ногами.
-
-
07.03.2013 в 13:54Ты уже учишься *улыбнулся*
-
-
07.03.2013 в 15:02-
-
07.03.2013 в 15:04И это правильно.
-
-
07.03.2013 в 15:31-
-
07.03.2013 в 16:01-
-
07.03.2013 в 16:03-
-
08.03.2013 в 03:01-
-
08.03.2013 в 03:01-
-
08.03.2013 в 03:04Давай, выспись и за меня*)
с женским днем
-
-
08.03.2013 в 03:43а хоть бы и так (это я не в прямом смысле о тебе)), что теперь - заткнуться и молчать в тряпочку? нет уж, пусть лучше строчки живут и найду человека, которому это будет нужно, чем умрут так никогда никем неуслышанными.
-
-
08.03.2013 в 12:28Это как:
"..Послушайте!
Ведь, если звезды
зажигают -
значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - это необходимо,
чтобы каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!.."
(с) Владимир Маяковский
-
-
08.03.2013 в 21:24-
-
09.03.2013 в 03:00Мне по вкусу твоя параллель,ведь многие не любят стервятников из-за того,что они питаются падалью,трупами. - опять таки - они чистят планету...и ты это тоже знаешь - и, заметь, они хоть жизнь не обгладывают с тела, а лишь мяско и прочее)
Когда барахтаешься в грязи достаточно долго,то сам можешь стать ее частью - "..какая грязь, какая власть и как приятно в эту грязь - упасть.." (с) Ария..так что..как то так. Всё зависит от ситуации.
И сравнение с маяком.Я помню,как ты их любишь. - ууу..знаю, что помнишь.)
Обожаю их, да.
-
-
12.03.2013 в 20:19-
-
12.03.2013 в 22:09И спасибо за отдельное имхо*)